Были и другие проекты с тех пор, как мне пересадили сердце: спортивная арена в колледже «Надежда» в Холленде, учреждения Медицинской мили в Гранд-Рапидсе, здание коммуникационных исследований в кальвинистском колледже в Гранд-Рапидсе и выставочный зал Национального конституционного центра. Я говорю все это не потому, что хочу похвастаться, а потому, что меня вдохновляет понимание того, что я был близок к смерти, но избежал ее и смог достойно распорядиться подаренным мне судьбой временем. Проблемы с сердцем начались у меня задолго до того, как мне сделали трансплантацию. Я перенес ТИА – транзиторную ишемическую атаку, и врачи объяснили мне, что это предвестник инсульта или инфаркта. Я прислушался к их советам, стал правильно питаться и принимать лекарства, снижающие в крови холестерин. Но болезнь продолжала прогрессировать. Через некоторое время после ТИА у меня была выявлена закупорка некоторых сосудов. Мне советовали немедленно обратиться к врачу, но я вместо этого поехал с детьми прокатиться на лодке до Милуоки по случаю Дня независимости. Я орудовал парусами, как заправский матрос, когда внезапно ощутил сильную боль в груди. Поняв, что это серьезно, по прибытии в Милуоки я позвонил лечащему врачу Луису Томатису, и он сказал: «Вылетайте домой, мне надо вас осмотреть».
Взглянув на свежие анализы и данные обследования, врач сказал: «Отдыхайте до конца недели, а потом приходите, вас надо оперировать, чтобы предупредить инфаркт миокарда». Восемь лет после этой операции все было хорошо. Однако все это время мои артерии продолжали сужаться, и в декабре 1992 года у меня случился обширный инфаркт. Врачи стабилизировали мое состояние, а потом я полетел в Кливлендскую клинику для установления стента – тогда это была совершенно новая методика, которую использовали в немногих госпиталях. Я прилетел в Кливленд вечером в пятницу. Доктор Томатис настаивал на экстренной операции, но главный хирург госпиталя осмотрел меня и сказал Томатису: «Я прооперирую его утром… если он доживет до утра». Операция прошла удачно, но правая половина сердца успела омертветь, поэтому мне пришлось резко снизить физическую активность. Я не мог долго ходить, так как стал быстро утомляться. Периодически мне приходилось ложиться в госпиталь для ликвидации отеков, так как сердце перестало справляться с работой и не могло перекачивать должное количество крови по сосудам.
До этого в 1992 году я перенес инсульт. Учитывая пошатнувшееся здоровье, я ушел в отставку с поста президента Amway и попросил своего сына Дика занять мое место. С Диком во главе компании я могу быть спокоен за ее будущее. Меня расстраивало другое – я не мог вести прежнюю активную жизнь. Стоило мне пройти двадцать метров, как появлялась боль в груди, и мне нужно было присесть. Доктор Рик Макнамара, мой кардиолог, сказал: «Сердце все больше изнашивается». В конце 1996 года он и доктор Томатис пригласили нас с Хелен к себе и сказали, что, если я хочу жить, мне надо пересадить сердце. Я был потрясен. Я старался не обращать внимания на болезнь, я ходил, правда, немного, пытался что-то делать, тоже немного, но в целом я вел себя так, словно все будет и дальше продолжаться, как обычно. Но жизнь приближалась к неминуемому концу. Мне требовалось новое сердце.
Втайне от меня за два года до этого разговора доктор Томатис начал обзванивать американские клиники, чтобы договориться о пересадке сердца. Помимо того что я уже был далеко не молод, я к тому времени перенес инсульт и инфаркт и к тому же страдал сахарным диабетом, а это очень большой риск для такой операции. Кроме того, у меня редкая группа крови – четвертая, резус-положительная, а следовательно, для меня было бы трудно найти донора. Однако доктор Томатис нашел в Лондоне кардиохирурга, который согласился меня посмотреть. Это был профессор сэр Магди Якуб, специалист по сердечно-сосудистой и торакальной хирургии, известный своими работами в этой области, высококвалифицированный и уважаемый оперирующий специалист. Доктор Томатис сказал, что это мой единственный шанс, но доктор Якуб хочет сначала лично меня осмотреть, невзирая на то что он заочно уже ознакомился с моей историей болезни. (Мой сын Дик посетил Якуба за два года до этого, привез ему историю болезни и попросил профессора включить меня в число кандидатов на трансплантацию.)
Я хорошо помню, как накануне Рождества мы сообщили детям, что собираемся в Лондон за новым сердцем для меня. Больше мы не знали никаких подробностей. Все, что я мог, – это рассказать то, что узнал от лечащих врачей. Но мы с Хелен были настроены позитивно и говорили всем: «Мы едем в Лондон за новым сердцем». Я до сих пор удивляюсь этому, ведь у нас впереди было столько проблем! Теперь, когда я знаю обо всех сложностях такой трансплантации, о проблемах с донором, о тканевой совместимости и многом другом, я понимаю, как трудно врачу сказать пациенту, что он получит новое сердце. Главное – и врач, и больной должны надеяться на лучшее. Когда мы приехали в Лондон, доктор Якуб первым делом спросил: «Почему вы хотите жить? Вы прожили долгую, насыщенную жизнь. Почему вы хотите жить еще?»
Я ответил доктору Якубу: «Знаете, у меня отличная жена, четверо прекрасных детей и куча внуков. Я хочу увидеть, какими они вырастут. Я хочу сделать все, что в моих силах, чтобы помочь им стать достойными людьми». Теперь я понимаю, что доктор Якуб хотел выяснить, хватит ли у меня душевных сил и выносливости для того, чтобы перенести большую операцию и поправиться. Было ли у меня для этого все необходимое? Была ли у меня поддержка? Была ли у меня семья? Были ли люди, которые любили меня и которых любил я? Я понял, что это необходимые условия для благополучного исхода. Выживание зависит не только от состояния сердца, но и от состояния ума и души, и от веры в лучшее. От друзей и членов семьи, которые всегда могли поддержать меня. Я знал, я был уверен, что мне хватит сил на то, чтобы пережить операцию и восстановление после нее. После этого разговора доктор Якуб осмотрел меня и выслушал сердце, хотя и так уже все о нем знал. Потом, взглянув мне в глаза, он сказал: «Хорошо, посмотрим, что можно сделать». Я задал ему вопрос, который просто вертелся у меня на языке: «Как много времени вам потребуется, чтобы найти донора?»
Он ответил: «Не знаю. Может быть, месяц, может быть, неделя, или, может быть, мы найдем его завтра, но ожидание может затянуться и на полгода. Вы – последний в списке, после граждан Великобритании. Но я попрошу вас находиться не дальше чем в часе езды от госпиталя. Вы будете приезжать сюда раз в неделю для сдачи анализов и обследования, чтобы мы могли следить за вашим состоянием». После этого мы с Хелен каждый понедельник приходили в госпиталь на прием к назначенному мне кардиологу, который проводил обследование, объяснял, что говорят анализы, и занимался моим лечением. Обследование показало, что у меня очень низкое давление в правых отделах сердца. Это означало, что мне нужен был донор с сохранным правым желудочком. Началось ожидание. Я понимаю, что в это трудно поверить, но у нас с Хелен не было мрачных дней. Я немного ослаб за время ожидания, но мы все время чем-то занимали себя. К тому же с нами всегда был кто-то из детей – иногда с супругами и своими детьми.
